![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Есть такая точка зрения, что Средние Века знамениты инквизицией, чумой, да ещё Столетней войной — и всё. Я не собираюсь с ней спорить — разве можно спорить с чушью?
В этом посте я для начала приведу с сокращениями статью Бориса Письменного, со ссылкой на полный текст. Дальше пойдут другие посты.
Борис Письменный
СОБОРОВ КАМЕННЫЕ СТРУНЫ
Какого цвета Нотр-Дам?
— Пепельный до черноты зимой, синий солнечным летом, табачно-бурый осенью. А вообще это зависит от вашего настроения, — скажут, припоминая, знатоки и очевидцы. — Временами — мрачный, временами — праздничный...
И вдруг ... собор Парижской богоматери оказался белым! Это было поистине откровением.
Архитектор Бернар Витри, которому поручили реставрировать собор, перебрал десятки составов и эмульсий, чтобы сделать заключение — пригодна лишь обычная вода. Только брызги чистой воды под слабым давлением могут безвредно снять полусантиметровый слой копоти и грязи со старых камней ...
Пал занавес. И все увидели собор белого камня. Белого и немного золотистого, теплого, как человеческое тело. По-другому прочлась тогда старинная запись монаха из Бургундии Рауля Глобера: «Скинув рубище, мир оделся в белые покровы соборов». А стандартные, бывшие веками в ходу метафоры о «мрачных стенах» средневековья оказались по меньшей мере неточными.
Знакомые всем старые стены готических соборов, до сих пор определяющие силуэт Западной Европы, обернулись загадкой.
Бывает такое детское желание: забраться в картину — ну, хотя бы в эту миниатюру Жана Фоке, — чтобы очутиться вдруг в синеющем вдалеке средневековом городе. Осколки строительного камня последним снегом лежат на траве, отчего кажется, будто весна. Если пойти по корявой булыжной дороге за громыхающими повозками, груженными камнем, то подойдешь к самой стройке.
Смотрите — в самом центре миниатюры седобородый Карл Великий расслабленным царственным жестом указывает на растущие стены. Красивыми складками спадает мантия короля, а свита в бархатных камзолах позади него, неподвижная и слитная, будто продолжение мантии, ее шлейф.
Зато каменщики, хотя ни одежды их, ни позы красотой не блещут, — каждый нарисован отдельно.
— Простите, мессир, то, что вы строите, — это будет ранняя или зрелая готика, «лучистая» или «пламенеющая»? — могли бы спросить мы у мастера наподобие незнакомца из притчи.
Ответа бы не дождались. Четкие деления по направлениям и стилям, поучительные объяснения, что следует за чем и почему, — все это приходит много позднее, и зачастую как подгонка под теорию комментатора. «Готика»? Это слово было неведомо тем людям, чьи времена мы уверенно зовем готическими. Зовем, не подозревая, что в определении этом первоначально слышалась неприязнь и осуждение. Нет, с готами — «полудикими разбойными племенами» — готика не имеет ничего общего. Но для законодателей вкусов высокого итальянского Возрождения сооружения раннего средневековья рисовались нелепицей, безвкусной и грубой — «готической» («варварской») выдумкой.
Самым вероятным ответом каменщика на наш вопрос, пойми он, в чем дело, было бы:
— Собор будет красивый и большой. Больше и красивее прежнего.
...
Собор готических времен полагался домом не только господа, но и верующих. Собор в Амьене покрывает семь тысяч квадратных метров площади и был способен укрыть при надобности за стенами все население города.
Возводить такие сооружения стало возможным после изобретения стрельчатой арки, каменных нервюрных сводов. Опробованное на строительстве английского собора в Дергеме (XI век) нововведение очень скоро разнеслось по Западной Европе. Стена складывалась, как ствол дерева, — со множеством отходящих ветвей, одна арка опиралась на другую, вторая на третью, свод становился на плечи своду. Промежуточные опоры, тяжелые перекрытия, ограничивающие объем построек, более не требовались; могучие контрфорсы выносились теперь наружу зданий.
Но не только техническому достижению обязаны мы появлением этой архитектуры. И уж не только нужды католической церкви вызвали ее к жизни. Ее породило то трудно определяемое настроение, тот самый «дух времени», под действием которого человечество — как живое существо — то дремлет, то ужасается собственной тени, то тянется ввысь.
Страницы готики — свидетельства пробуждающейся веры в логику и силу ума ...
Готика, разумеется, — не одни лишь постройки. Это образ художественного мышления. И каждый собор синтетичен: он вмещает в себя все. В нем труд строителя, скульптора и художника. В нем театр и школа. Прихожане, как правило, не знали грамоты, но они могли брать уроки богословия и истории в скульптурных символах, демонах и химерах, в сюжетах из евангелия, уроки эстетики — в гармонии сводов, подобной музыке. Потому что соборы — те же многоголосые хоралы и инвенции, только застывшие в камне.
Как шлемы башен Новгорода говорят нам о спокойной простоте и уверенной в себе силе, так готика превозносит логику и рациональный расчет. Превозносит стремящимся ввысь острием каждого ее элемента — башни, оконной рамы или буквы, продуманным длинным изгибом фигур ее святых, изысканных и холодных.
И еще готика — это аккорды гимна мастерам, вознесшим до высокого искусства свое ремесло. За три столетия (1050—1350) они обратили миллионы тонн каменных глыб в восемьдесят кафедральных соборов, пятьсот больших церквей и тысячи других строений, коим несть числа ...
В этом посте я для начала приведу с сокращениями статью Бориса Письменного, со ссылкой на полный текст. Дальше пойдут другие посты.
Борис Письменный
СОБОРОВ КАМЕННЫЕ СТРУНЫ
— Что делаете? — обратился к мастерам незнакомец.
— Обтесываю камень, будь он неладен, — сказал первый.
— Не видишь, глину лопачу, — буркнул второй.
— Я строю Шартрский собор, — ответил третий.
— Обтесываю камень, будь он неладен, — сказал первый.
— Не видишь, глину лопачу, — буркнул второй.
— Я строю Шартрский собор, — ответил третий.
Какого цвета Нотр-Дам?
— Пепельный до черноты зимой, синий солнечным летом, табачно-бурый осенью. А вообще это зависит от вашего настроения, — скажут, припоминая, знатоки и очевидцы. — Временами — мрачный, временами — праздничный...
И вдруг ... собор Парижской богоматери оказался белым! Это было поистине откровением.
Архитектор Бернар Витри, которому поручили реставрировать собор, перебрал десятки составов и эмульсий, чтобы сделать заключение — пригодна лишь обычная вода. Только брызги чистой воды под слабым давлением могут безвредно снять полусантиметровый слой копоти и грязи со старых камней ...
Пал занавес. И все увидели собор белого камня. Белого и немного золотистого, теплого, как человеческое тело. По-другому прочлась тогда старинная запись монаха из Бургундии Рауля Глобера: «Скинув рубище, мир оделся в белые покровы соборов». А стандартные, бывшие веками в ходу метафоры о «мрачных стенах» средневековья оказались по меньшей мере неточными.
Знакомые всем старые стены готических соборов, до сих пор определяющие силуэт Западной Европы, обернулись загадкой.
Бывает такое детское желание: забраться в картину — ну, хотя бы в эту миниатюру Жана Фоке, — чтобы очутиться вдруг в синеющем вдалеке средневековом городе. Осколки строительного камня последним снегом лежат на траве, отчего кажется, будто весна. Если пойти по корявой булыжной дороге за громыхающими повозками, груженными камнем, то подойдешь к самой стройке.
Смотрите — в самом центре миниатюры седобородый Карл Великий расслабленным царственным жестом указывает на растущие стены. Красивыми складками спадает мантия короля, а свита в бархатных камзолах позади него, неподвижная и слитная, будто продолжение мантии, ее шлейф.
Зато каменщики, хотя ни одежды их, ни позы красотой не блещут, — каждый нарисован отдельно.
— Простите, мессир, то, что вы строите, — это будет ранняя или зрелая готика, «лучистая» или «пламенеющая»? — могли бы спросить мы у мастера наподобие незнакомца из притчи.
Ответа бы не дождались. Четкие деления по направлениям и стилям, поучительные объяснения, что следует за чем и почему, — все это приходит много позднее, и зачастую как подгонка под теорию комментатора. «Готика»? Это слово было неведомо тем людям, чьи времена мы уверенно зовем готическими. Зовем, не подозревая, что в определении этом первоначально слышалась неприязнь и осуждение. Нет, с готами — «полудикими разбойными племенами» — готика не имеет ничего общего. Но для законодателей вкусов высокого итальянского Возрождения сооружения раннего средневековья рисовались нелепицей, безвкусной и грубой — «готической» («варварской») выдумкой.
Самым вероятным ответом каменщика на наш вопрос, пойми он, в чем дело, было бы:
— Собор будет красивый и большой. Больше и красивее прежнего.
...
Собор готических времен полагался домом не только господа, но и верующих. Собор в Амьене покрывает семь тысяч квадратных метров площади и был способен укрыть при надобности за стенами все население города.
Возводить такие сооружения стало возможным после изобретения стрельчатой арки, каменных нервюрных сводов. Опробованное на строительстве английского собора в Дергеме (XI век) нововведение очень скоро разнеслось по Западной Европе. Стена складывалась, как ствол дерева, — со множеством отходящих ветвей, одна арка опиралась на другую, вторая на третью, свод становился на плечи своду. Промежуточные опоры, тяжелые перекрытия, ограничивающие объем построек, более не требовались; могучие контрфорсы выносились теперь наружу зданий.
Но не только техническому достижению обязаны мы появлением этой архитектуры. И уж не только нужды католической церкви вызвали ее к жизни. Ее породило то трудно определяемое настроение, тот самый «дух времени», под действием которого человечество — как живое существо — то дремлет, то ужасается собственной тени, то тянется ввысь.
Страницы готики — свидетельства пробуждающейся веры в логику и силу ума ...
Готика, разумеется, — не одни лишь постройки. Это образ художественного мышления. И каждый собор синтетичен: он вмещает в себя все. В нем труд строителя, скульптора и художника. В нем театр и школа. Прихожане, как правило, не знали грамоты, но они могли брать уроки богословия и истории в скульптурных символах, демонах и химерах, в сюжетах из евангелия, уроки эстетики — в гармонии сводов, подобной музыке. Потому что соборы — те же многоголосые хоралы и инвенции, только застывшие в камне.
Как шлемы башен Новгорода говорят нам о спокойной простоте и уверенной в себе силе, так готика превозносит логику и рациональный расчет. Превозносит стремящимся ввысь острием каждого ее элемента — башни, оконной рамы или буквы, продуманным длинным изгибом фигур ее святых, изысканных и холодных.
И еще готика — это аккорды гимна мастерам, вознесшим до высокого искусства свое ремесло. За три столетия (1050—1350) они обратили миллионы тонн каменных глыб в восемьдесят кафедральных соборов, пятьсот больших церквей и тысячи других строений, коим несть числа ...
Tags:
